вы бы хотели видеть меня его женой, мама? — спросила Синтия. Лицо ее пылало, глаза были опущены долу.

Молли стояла рядом, чувствуя себя неловко и не вполне понимая, что к чему; на месте ее удерживала одна только надежда, что она сможет выступить в качестве примирительницы или посредницы или иным способом оказать помощь.

— Нет, — ответила миссис Гибсон, явно обескураженная этим вопросом. — Разумеется, не хотела бы; ты ведь связана по собственной воле с Роджером Хэмли, весьма достойным молодым человеком, но ведь никто не знает, где он сейчас, да и вообще жив ли, а если жив, у него за душою ни гроша.

— Позвольте с вами не согласиться. Мне известно, что он кое-что унаследовал от матери — может, и не очень много, но он не без гроша; а еще я убеждена, что его ждут слава и прекрасная репутация, и они непременно принесут с собой деньги.

— Ты связалась с ним по собственной воле, и с мистером Престоном ты тоже как-то умудрилась связаться и поставила себя в столь двусмысленное положение, — (миссис Гибсон не могла выговорить «неприличное», хотя слово и вертелось у нее на языке), — что, когда появился действительно достойный претендент — красивый, воспитанный, джентльмен до мозга костей, да еще и с недурным состоянием, — ты вынуждена была ему отказать. Ты кончишь старой девой, Синтия, и тем самым разобьешь мне сердце.

— Совершенно не исключено, — тихо откликнулась Синтия. — Порой мне кажется, я именно из того теста, из которого слеплены старые девы!

Голос ее звучал проникновенно и немного грустно.

Миссис Гибсон продолжала:

— Я не намерена выведывать твои тайны, пока они остаются тайнами, но, если они на слуху у всего города, мне кажется, я имею право знать, что к чему.

— Но, мама, я и помыслить не могла, что обо мне ходят слухи! И даже теперь не представляю, как все это произошло.

— А уж я и подавно. Мне известно одно: ходят слухи, что ты была помолвлена с мистером Престоном, обещала выйти за него замуж, — и что, спрашивается, я-то могла поделать с тем, что ты передумала, как я ничего не могла поделать с тем, что ты отказала мистеру Хендерсону; а теперь вся вина за твою неосмотрительность валится на меня. По-моему, это очень жестоко.

Миссис Гибсон заплакала. И в этот момент вошел ее муж.

— А, дорогая, ты вернулась! Добро пожаловать домой, — сказал он, галантно подходя к ней и целуя в щеку. — Как, в чем дело? Ты плачешь? — И он тут же пожалел, что явился домой так рано.

— Да! — подтвердила она, приподнимаясь и тем самым умоляя о сочувствии — в любой форме, любой ценой. — Я вернулась и как раз рассказываю Синтии о том, как сурово со мной разговаривала леди Камнор, и все из-за нее. Ты представляешь, она взяла и обручилась с мистером Престоном, а потом разорвала помолвку! Все только об этом и говорят, слухи дошли даже до Тауэрс.

Глаза мистера Гибсона на миг поймали взгляд Молли, и он сразу же все понял. Сложил губы, будто чтобы свистнуть, но не издал ни звука. Как только мать ее заговорила с мистером Гибсоном, с Синтии слетела вся ее самоуверенность. Молли села с ней рядом.

— Синтия! — проговорил он очень серьезно.

— Да? — откликнулась та тихо.

— Это правда? Я что-то подобное слышал и раньше, хотя и обрывочно. Но если так, речь идет о серьезном скандале, и в этом случае тебе необходим защитник и покровитель — друг, который знает всю правду.

Ответа не последовало. Только после долгой паузы Синтия произнесла:

— Молли все знает.

Суровость мужа заставила даже миссис Гибсон замолчать, и она не высказала вслух мелькнувшую в голове завистливую мысль: Молли доверили тайну, о которой она, миссис Гибсон, не имела понятия. Мистер Гибсон ответил Синтии не без запальчивости:

— Да! Мне известно, что Молли все знает, а еще — что из-за тебя, Синтия, ей пришлось сносить наветы и оскорбления. Однако всю правду она мне открыть отказалась.

— Но кое-что все же рассказала, да? — сокрушенно спросила Синтия.

— У меня не было другого выхода, — откликнулась Молли.

— Она не назвала твоего имени, — сказал мистер Гибсон. — Полагаю, сама она тогда думала, что сумела его утаить, но все факты указывали в одном направлении.

— Почему она вообще с вами об этом заговорила? — горько произнесла Синтия.

Этот вопрос и тон, которым он был задан, вывели мистера Гибсона из себя.

— Потому что ей пришлось оправдываться передо мной — мне стало известно, что о моей дочери ходят грязные сплетни, якобы она встречается наедине с мистером Престоном, и я пришел к ней за объяснением. Не нужно переваливать вину на других, Синтия, это ты вела себя коварно и легкомысленно, да еще и Молли умудрилась втянуть с собой в эту грязь!

Синтия вскинула голову и посмотрела на него:

— И вы говорите это обо мне, мистер Гибсон? Говорите, даже не зная всех обстоятельств?

Он погорячился, и сам это знал. Однако прямо сейчас признать это был не в состоянии. Мысль о том, что его милая невинная Молли с таким смирением снесла столько поруганий, не позволила ему взять обратно свои резкие слова.

— Да! — ответил он. — Именно это я и говорю. Никогда не скажешь заранее, каким безмерным злом может обернуться даже малейшее небрежение девической благопристойностью. И еще я говорю, что из-за этой твоей тайной помолвки, Синтия, Молли пришлось вынести очень многое, — допускаю, что в деле есть некие смягчающие обстоятельства, но тебе и так придется припомнить их все до последнего, чтобы оправдать свое поведение в глазах Роджера Хэмли, когда он вернется домой. Я прошу тебя сказать мне всю правду именно ради того, чтобы до его возвращения, до того момента, когда он получит официальное право выступать в роли твоего защитника, эту обязанность мог взять на себя я. — Никакого ответа. — Да, объясниться было бы не худо, — продолжал он. — Получается, что ты была одновременно помолвлена сразу с двумя! — Опять никакого ответа. — Кстати, городские сплетницы еще не проведали о том, что Роджер Хэмли — твой признанный возлюбленный; пока же в центре скандала оказалась Молли, а должна была оказаться ты, Синтия, ибо именно твоя тайная помолвка с мистером Престоном и была причиной всех этих встреч втихомолку, без ведома друзей!

— Папа, — вступилась Молли, — если бы ты знал всю правду, ты бы не стал так говорить с Синтией. Если бы она только рассказала тебе все, что рассказала мне!

— Я готов выслушать все, что она захочет сказать.

Синтия, однако, проговорила: